Сложность как признак слабости

Как же выглядит новая геополитическая карта мира после августовской революции?
Если попытаться обобщить основные центры (или полюса) нового миропорядка, имея, естественно, в виду, что каждое обобщение таит в себе опасность некоторого упрощения, то таких новых центров силы в мире всего 5:

1. Трансатлантический,
2. Россия,
3. Исламский,
4. Китай,
5. Латиноамериканский.

Первым по значимости и мощи является, несомненно, трансатлантический полюс, включающий в себя Соединенные Штаты Америки, Европейский Союз, Канаду, Австралию и Японию в качестве основных составляющих. Значимость этого полюса определяется территориальной, популяционной, экономической и военной компонентами. Достаточно сказать, что население перечисленных субъектов трансатлантического полюса превышает миллиард человек, совокупный объем экономик достигает по разным оценкам от 55 до 65% мирового валового продукта, а совокупный военный бюджет превышает триллион долларов США. Казалось бы, столь внушительные цифры, характеризующие этот самый мощный полюс силы, обеспечивают ему безусловное преимущество, дающее возможность диктовать всем остальным участникам мирового политического процесса свою волю. Однако, на самом деле, арифметика Магницкого не столь универсальна и далеко не в полной мере отражает сложные нелинейные взаимозависимости, являющиеся скрытыми пружинами, ответственными за развитие геополитической ситуации.

Известная французская поговорка, гласящая, что сила женщины в ее слабости, с точностью до наоборот применима к геополитике: главная слабость трансатлантического полюса – в его силе. Безусловное превосходство трансатлантистов во всех вышеперечисленных сферах достигается исключительно за счет чрезвычайно сложно структурированной модели их объединения. Основными цементирующими этот полюс субъектами являются два транснациональных объединения: НАТО и Европейский Союз. Однако именно они и являются одновременно основными причинами структурной слабости как своей собственной, так и цементируемого ими полюса в целом. Причина – в чрезмерно усложненной в силу заложенных в фундамент построения обоих объединений демократических принципов управления системе принятия решений – с одной стороны, и в самом факте объединения в единые военно-политические структуры огромного количества субъектов с противоречивыми жизненными интересами – с другой.

Из 27 стран-членов Европейского Союза 21 страна является членом НАТО, причем основным принципом принятия решений в обоих транснациональных объединениях является консенсус. Таким образом, принцип liberum veto, погубивший в свое время Польское королевство, жив, и лишает дееспособности самый могущественный полюс силы. Раскол, возникший в Евросоюзе и НАТО в 2003 году в связи с американской оккупацией Ирака, повторился в 2008 году в связи с российско-грузинским вооруженным конфликтом и вновь парализовал принятие единого решения. Непримиримая позиция США, требующих международной изоляции России и настаивающих на немедленном предоставлении Грузии и Украине статуса стран-кандидатов на членство в НАТО, как и пять лет назад столкнулась с жестким сопротивлением «старой Европы». Основной причиной является, конечно же, несовпадение жизненных интересов участников противостояния.

Вот как анализирует сложившуюся ситуацию Центр Европейской стратегии в своем докладе, посвященном «кавказскому кризису» и его последствиям:

«Когда французы готовились к председательству в ЕС, Николя Саркози и его свита с гордостью обозначали приоритеты своего шестимесячного лидерства (речь идет о провозглашенной французским президентом доктрине создания новой европейской системы безопасности, включающую Европейские силы быстрого реагирования – прим. Г. Тинского). Однако все амбиции утратили значение в связи с новыми вызовами, которые не только изменили все европейские планы, но и внесли перемены в геополитическую ситуацию. Институциональный кризис, вызванный неприятием Лиссабонского Договора Ирландией, рост цен на энергоресурсы и продовольствие, финансовый кризис отодвинули кавказскую войну на второй план. Интенсификация усилий европейцев в плоскости бизнеса указывает на то, что идеалистическое видение общего европейского фронта в целях усиления зависимости России от ЕС, будет принесено в жертву оппортунистскому подходу к собственным интересам в рамках двусторонних отношений».

Германия маневрирует
Ярким примером, подтверждающим справедливость выводов европейских «стратегов», является поведение Германии, поначалу провозгласившей активную поддержку Соединенных Штатов в плане ускорения процесса вступления Грузии и Украины в НАТО и в достаточно резких выражениях осудившей «непропорциональное» применение силы Россией на Кавказе. Как отмечает польский Центр изучения Востока, на самом деле Германия не только вернулась в отношениях с Россией к business as usual, но и улучшила свои двусторонние отношения с нашей страной, изменив позицию по вступлению в НАТО двух бывших Советских республик.

Состоявшиеся в начале октября в Санкт-Петербурге немецко-российские консультации в рамках Петербургского диалога значительно продвинули сотрудничество обеих стран. Участие в консультациях Ангелы Меркель, семи министров ее правительства и верхушки немецкого бизнеса позволило подписать ряд важных соглашений в развитие провозглашенного министром иностранных дел Германии Франком-Вальтером Штайнмайером еще в мае «партнерства с целью модернизации». Вот как впечатляюще выглядит список этих соглашений:

1. Экономика:
– начало институционального диалога на уровне министров экономики и экономических советников канцлера Германии и президента РФ с участием руководителей крупнейших компаний обеих стран;

– соглашение о немецко-российском сотрудничестве в создании российского аналога Германского Агентства Энергетической эффективности;

– соглашение немецкого E. ON Ruhrgas и российского Газпрома о совместной разработке газового месторождения Южнорусское, которое должно питать газопровод Nord Stream. В соответствии с соглашением E. ON Ruhrgas получает 25% минус одна акция в ОАО Севернефтьгазпром, имеющем лицензию на разработку Южнорусского (50% плюс две акции в этой компании будет иметь Газпром, а 25% минус одна акция – немецкий концерн BASF-Wintershall). Взамен E. ON Ruhrgas передаст Газпрому 49% акций российской компании ЗАО Геросгаз, являющейся владельцем 3% акций Газпрома. В результате количество акций Газпрома в собственности E. ON Ruhrgas уменьшится с 6,5% до 3,5%.

2. Здравоохранение:
– создание немецко-российской программы сотрудничества в области охраны здоровья (меры по борьбе с туберкулезом, СПИД, гепатитом В и С, борьба с наркоманией, охрана здоровья матери и ребенка, информатизация службы здоровья, совершенствование правовых и управляющих структур).

3. Наука и образование:
– создание совместного Института Науки и Технологии;

– подготовка к подписанию немецко-российского договора о сотрудничестве в области кинопроизводства;

– решение об организации немецко-российского фестиваля культуры в 2010 году;

– соглашение об открытии в Новосибирске Института Гете.

4. Международное сотрудничество:
– проведение ежегодных консульских консультаций.

Как отмечают немецкие эксперты, атмосфера петербургских консультаций разительно отличалась от сочинской встречи Меркель с Медведевым 15 августа с.г., где дело дошло до достаточно резкой пикировки. В Петербурге тон Меркель существенно смягчился, столь ожидаемое Россией заявление о долговременной отсрочке вступления Грузии и Украины в НАТО прозвучало, за что фрау Меркель и была премирована допуском Германии к освоению Южнорусского месторождения.

Расколотый монолит
Анализируя внутренние противоречия трансатлантического полюса силы, следует иметь в виду не только противоречивость национальных интересов его участников, но и концептуальные, идеологические противоречия между нынешней администрацией Белого Дома и Европой. Корни этих противоречий уходят в начало ХХ века и, как ни парадоксально, упираются в двух знаменитых американских президентов-лауреатов Нобелевской премии мира. Речь идет о противостоящих друг другу концепциях международной безопасности – неолиберальной и неоконсервативной. Рамки данной статьи не позволяют детально проанализировать эти, безусловно, важные для понимания вопроса теории и тех, кто заинтересуется более подробным освещением этой темы, я отсылаю к своей статье «Трансатлантическая полемика» , однако, общее представление об этих концепциях необходимо для понимания концептуальных проблем внутри трансатлантического полюса.

Уходящая республиканская администрация президента Буша является весьма пассионарным представителем неоконсервативной политической школы, отцом-основателем которой был 26-й президент США Теодор Рузвельт, занимавший этот пост с 1901 по 1909 гг. Нобелевскую премию мира он получил за посреднические усилия при заключении так называемого Портсмутского мира, завершившего русско-японскую войну 1904-1905 гг. Именно он впервые произнес два столь любимые советской пропагандой словосочетания: «большая дубинка» и «мировой жандарм». Рузвельт был республиканцем и автором тезиса о мировой роли Соединенных Штатов Америки. Современные неоконсерваторы, имеющие огромный численный перевес в американском экспертном сообществе, сгруппированы вокруг Американского Института предпринимательства и оказывают весьма значительное влияние на формирование американской внешней политики. Если очень упрощенно представить основной тезис этой школы, он звучит так: «Миссия Америки состоит в продвижении в мире демократии и рыночной экономики. Международные организации и договоры не в состоянии обеспечить исполнение этой миссии, поэтому с благой целью продвижения в мире двух этих базовых ценностей Америка имеет право на применение силы».

Противостоящая неоконсервативной школе неолиберальная, или, как ее еще называют неореалистическая школа, считает своим основателем 28-го президента США, яркого представителя Демократической партии Томаса Вудро Вильсона, правившего Америкой с 1913 по 1921 гг. Он тоже получил Нобелевскую премию мира, но уже за миротворческую деятельность при заключении Версальского мира, подведшего итоги Первой мировой войны. При полном совпадении в оценке базовых американских ценностей (демократия и рынок) с идеологами неоконсерватизма, последователи Вудро Вильсона склонны придавать большее значение международным организациям и договорам и не приемлют применение силы для продвижения американских ценностей в мире.

На самом деле, в чистом виде две эти противоречащие друг другу концепции в практике американской внешней политики практически не встречаются. Мировоззрение ведущих американских политиков представляет собой эклектическую смесь из постулатов обеих школ, однако надо отметить, что нынешняя глава государственного департамента США Кондолиза Райс, будучи, в отличие от своего шефа человеком образованным, очень нервно реагирует на упоминания о Вудро Вильсоне и неолиберальной (или неореалистической) концепции международной безопасности. Именно поэтому вызывает некоторое удивление уже цитированная в начале статья Роберта Кагана, начинающаяся с эмоционального выкрика: «Где вы, реалисты? Почему вы упустили своё, когда российские танки въезжали в Грузию?»

Ведущие американские политики и эксперты вообще не любят рассуждений на тему идеологических противоречий в собственном лагере, а тут вдруг не кто-нибудь, а сам Роберт Каган вспомнил о реалистах. Причина заключается не во внтуриамериканском диалоге на эту тему, в том. что неолиберализм (или неореализм) стал господствующей политической доктриной в Европе. Если внимательно почитать основные документы, относящиеся к европейской концепции международной безопасности, станет ясно, что Европа концептуально не приемлет одностороннего применения силы для достижения даже самых благих целей. Если еще в 1999 году Европа послушно поплелась за Биллом Клинтоном и «благословила» агрессию НАТО против Югославии, квалифицируя ее как «гуманитарную интервенцию» с целью защиты «невинных жертв» в лице косовских албанцев от «сербского геноцида», то сегодня это вряд ли повторится. Причин тому несколько. Во-первых, как саркастически заметил Шпенглер:

«Что же касается европейского сообщества, их внешнеполитические амбиции скончались от старческих болезней ещё поколение назад».

Во-вторых, выяснилось, что гуманитарная интервенция – вещь обоюдоострая, и может принять такие неожиданные для Европы формы, как ввод 58-й армии в Южную Осетию. В-третьих, Европа поглощена внутренними проблемами: от политических (Лиссабонский договор так и не подписан и что с ним делать пока не ясно никому) до экономических (финансовый кризис, отсутствие единства по вопросу о дотировании сельского хозяйства, нежелание многих новых членов ЕС финансировать европейские силы быстрого реагирования).

Так что говорить о монолите применительно к трансатлантическому центру силы не приходится. Огромные ресурсы, собранные на этом полюсе силы, одновременно являются причиной его слабости.

Григорий Тинский
http://www.win.ru/usa/854.phtml